Если начальство вызывает вас равнодушно-казённым тоном — всё нормально. Оно
равнодушно-казённо вас поругает, равнодушно-казённо даст новое задание и с миром
отпустит восвояси. В конце- концов, на то оно и начальство, чтоб ругать и давать
задания. Если в голосе начальства сквозит гнев — тоже ничего страшного; хотя
лучше бы знать заранее, что и по какому поводу его гневит, дабы подготовить
объективное оправдание и даже перейти в атаку. Если же вызывают вас с
елейно-отеческими, добродушно-наставительными или, не дай бог, просительными
интонациями — готовьтесь к большой начальственной бяке. Капитан Егор Фёдорович
Данилов, за глаза уважительно величаемый всей базой тралфлота не иначе, как
«Данила-мастер», отслужил в рыболовном флоте без малого сорок лет, был сух телом
и на похвалы, прямолинеен и одновременно дипломатичен, слыл эстетом и не был
снобом, при этом прекрасно разбирался во всех начальственных интонациях.
Сегодняшнее приглашение его явно не обрадовало.
-- Разрешите Вам представить, Алексей Сергеич — наш, такскать, лучший капитан,
такскать, Данилов, прошу любить и, такскать, жаловать. А это, Егор Фёдорыч,
такскать, журналист из центральной, такскать, газеты. Пойдёт с вами в рейс,
такскать, чтобы лично прочувствовать и, такскать, запечатлеть суровые будни
пахарей, такскать, морей.
Данилов цепким глазом оглядел корреспондента. Парнишка был невысок, узок в
плечах, белобрыс и по-мальчишечьи вихраст. Фамилия у него тоже была какая-то не
серьёзная — Гавриков.
-- Не укачает? -- с усмешкой спросил он.
-- Не знаю... -- покраснел Гавриков, и добавил после паузы, -- я буду стараться.
-- Начпрода ко мне! -- кинул на ходу вахтенному матросу Данилов.
Тот не замедлил появиться.
-- Петрович, поставишь мальца на довольствие. Свободных кают у нас нет, так что
жить будет у тебя. И приглядывай за ним, чтоб не сверзился в люк открытый или,
не дай бог, за борт. Головой отвечаешь!
-- Обижаешь, командир! -- улыбнулся Петрович. -- Будет, как у мамки за пазухой.
-- Скажите, Петрович, а это правда, что на флоте каждая вещь имеет своё
название? -- Лёша Гавриков спускался вслед за начпродом по широкому трапу,
ведущему из рубки в недра судна.
-- Правда. -- кивнул на ходу Игорь Петрович.
-- А эта лестница как называется?
-- Штормтрап*. -- не моргнув глазом, ответил начпрод.
-- А почему? -- не унимался Лёша.
-- Потому что, чем выше поднимаешься во время шторма, тем сильнее качает.
Амплитуда! -- уважительно произнёс Петрович умное слово, подняв вверх
указательный палец, -- а это самый верхний трап.
-- А-а-а, понятно... -- также уважительно отозвался Гавриков, занося что-то в
свой блокнот.
Путь из родного порта в район промысла, на банку Флемешкап**, лежал неблизкий.
Пока шли по Балтике, погода была почти штилевой, и «товарищ корреспондент»
носился по теплоходу, заводя разговор то с одним, то с другим членом экипажа,
все полученные в процессе сведения тщательно записывая в пообтрепавшийся
блокнотик.
-- Скажите, Борис Андреевич, -- обращался он к молодому, статному боцману, -- а
что такое бакштов***?
-- Снасть такая, -- охотно объяснял боцман, -- на неё акул с бака, то есть с
носа ловят.
-- А почему с носа?
-- Потому что живучая она, подлюга, и надо, чтоб под винт попала, сразу готовый
фарш достаём на котлеты, -- пояснял тот.
-- Скажите, пожалуйста, а как Вы определяете, когда трал полный? -- вопрошал он
усатого тралмастера Гриневича.
-- Усё просто, хлопче. Прикладаю ухо к ваеру****, ежель гудить — рыбы пид
завязку! -- откликался тралмастер. И тут же шикал на прыснувшего матроса: -- ты,
Серёга, не отвлекайся, завари-ка лучше товарищу журналисту чайку морского, та
соли с перчиком не жадничай, неровён час, простынет хлопчик на сквизняке!
И Серёга старательно, скроив серьезную мину, замешивал ядрёную, динамитоподобную
жидкость, от которой плавились алюминиевые кружки.
-- Простите, -- орал Гавриков сквозь гул дизелей прямо в ухо мотористу Саше
Петрову, -- а что такое «коффердам»*****?
-- А-а-а? Чего? -- орал в ответ Петров, -- Кофе? В Амстердаме? Нет, не растёт!..
-- и крутил пальцем у виска вслед удаляющемуся журналисту.
-- Скажите, Георгий Иванович, -- интересовался Лёша у вахтенного штурмана, -- а
что такое «дуга большого круга»******?
-- Ну, как Вам объяснить, юноша, -- меланхолично начинал штурман, не отвлекаясь
от прокладки курса, -- ну, дуга — это сектор круга... у круга есть радиус... вот
Земля — она ведь эллипс, то есть не круг... а раз не круг, значит радиус ей не
положен... а мы теоретически считаем, что не круг — всё равно, что круг... а
дуга, значит... короче, не морочьте мне голову, я вот из-за Вас карандаш сломал!
И Гавриков почтительно отступал перед непостижимой наукой мореплавания.
-- А Петровича гидэ? -- в дверь каюты просунулась круглая физиономия. Кердыбаев,
маленький, со сросшимися в одну мохнатую линию бровями азербайджанец, неизвестно
каким ветром занесённый из горного Кельбаджара в болота Прибалтики, был прачкой.
Но так как прачка — слово женского рода, а прачкун звучало не эстетично, ребята
окрестили его «пятым механиком».
-- Не знаю, -- пожал плечами Лёша, отрываясь от блокнота.
-- Слюший, Лёща, я тибе одним секрет скажю, -- воровато озираясь и прикрыв за
собой дверь, зашептал Кердыбаев, -- ти знаишь, Петрович камбуз обманывать, даёт
для кампот яблок, слива чёрний, а пищет — сухафрухт даль!
-- Всё правильно, -- недоумённо помотрел на него Гавриков, -- это всё и есть
сухофрукты...
-- Не-е, ти тоже не панимаишь. Яблок гиде растёт? А виноград гиде? А априкос?
Эта разний фрухт, вкус, цена разний, панимаишь? Он для кампот яблок даёт и слива
сущёний, а изум и курага сам кущаит! А я тоже хачу изум и курага в кампот!
Слюший, ты напиши, харашё? Толка ни гавари, чито я сказаль...
-- Ну ладно, -- чтобы отвязаться, Лёша кивнул. Но на заметку взял, надо же
какой-нибудь недостаточек, хотя бы совсем мизерный, упомянуть, слишком хвалебный
репортаж пресен и неинтересен. -- Я напишу, что мне это рассказал матрос,
допустим, «А».
-- Не-е-е, не нада «А», -- замахал руками Кердыбаев, -- мине Алик зовут, фсе
узнают сразу, чито это я.
-- Да? -- задумчиво почесал за ухом тыльной стороной авторучки Лёша, -- Ну, я
латинскую «А» поставлю.
-- Ладна. -- согласно мотнул головой Алик.
Постепенно статья обретала скелет, обрастала мясом и набирала вес. Траулер тем
временем вышел в открытый океан и взял курс на северо-запад. Атлантика ворчала и
ворочалась меж своих берегов, длинная волна то поднимала судно, то расступалась,
и траулер ухал вниз, поскрипывая шпангоутами. Лёша сменил розовощёкость на
бледно-зелёный оттенок, потерял аппетит и страсть к вопросам. Через пару дней
снимавшееся с промысла судно забрало Алексея Сергеевича Гаврикова, чтобы вернуть
на более для него привычную земную твердь. На прощание Игорь Петрович вручил ему
огромный пакет с изюмом и курагой:
-- Ты кушай, Лёша, это при качке помогает.
Лёша смутился, но пакет с благодарностью принял.
Приход на промысел транспортного рефрижератора — праздник не хуже Нового Года. И
выгрузка улова здесь абсолютно не причём: транспорт привозит свежие (всего
месячной давности) газеты и журналы, новые фильмы и такие долгожданные письма и
посылочки из дома. Первым делом читаются и неоднократно перечитываются, конечно,
письма; моряки бродят из каюты в каюту, делясь домашними новостями и показывая
мятые тетрадные листочки с обведёнными шариковой ручкой контурами пятерни
сынишки или дочки, по которым корявыми буковками написано «Папе. Мне ... лет».
Чуть позже доходит очередь и до прессы.
В одной из газет, на второй странице, под фотографией траулера в штормовом
океане обнаружилась статья некоего Г. Алексеева «О чём гудит ваер?».
Присутствовали в ней и траление по дуге большого круга в кипящих рыбой бурунах,
и акульи котлеты под соусом «коффердам», но апогеем творческой мысли,
несомненно, была фраза «седой капитан с неизменной трубкой в зубах, заложив руки
за спину, спускался по штормтрапу».
Данилов, устав отбиваться от подшучивающих над ним коллег, сидел в своей каюте,
с мрачным видом исписывая листы бумаги, комкая их и снова начиная писать. В
дверь, постучав, заглянул Игорь Петрович и сочувственно спросил:
-- Может, кофейку заварить, Егор Фёдорович?
Капитан раздражённо отмахнулся:
-- Не мешай, Петрович, не до тебя. Опровержение пишу.
-- Насчёт компота? – с надеждой в голосе спросил начпрод.
-- Да причём тут твой компот! – рявкнул Данилов, -- я уж, считай, лет
пятнадцать, как курить бросил!
И тоном, в котором одновременно слышалось и пренебрежение, и недоумение, и даже
немного восхищения, процедил сквозь зубы:
-- Ж-ж-журналюга!
_________
Штормтрап* - верёвочная лестница с деревянными ступеньками-балясинами.
Банка** - отмель. Банка Флемешкап находится у берегов Гренландии.
Бакштов*** - буксировочный канат, заводится с бака буксируемого на корму
буксирующего судна.
Ваер**** - трос, к которому крепится трал. Сопротивление трала таково, что
скорость траулера падает почти в три раза, и трос гудит от напряжения даже при
пустом трале.
Коффердам***** - узкий, глухой отсек между соседними помещениями или танками.
Дуга большого круга****** - кратчайшее расстояние от пункта А до пункта Б по
поверхности Земли, на плоскости карты никогда не бывает прямой линией.
