- Ради Бога, хватит дымить! В помещении и так душно!
- Так включи кондиционер.
- Он сломан. А если не перестанешь курить – пойдешь его чинить.
- Не пойду. Я доктор, а не техник…
- Что ты за доктор, если дымишь как паровоз?!
- Всего лишь обычный доктор в необычном месте. Кстати, какую станцию мы только
что проехали?
- Сорок восьмую. Осталось семь станций, - зевая сказал Кир.
- После десяти изнуряющих остановок, семь – не кажется чем-то меньшим.
- Но факт есть факт: большую часть пути мы прошли. Можно настроиться
оптимистичней.
- Ты можешь, - сказал Доктор, – а я – нет.
- Почему? – спросил Кир. – Ведь все идет по плану: нападений не было, с грузом
все хорошо. Кормим и поим вовремя, - усмехнулся Кир.
- Точнее, просто колим. Ведь как спящий может и есть и пить? - Доктор помолчал.
– Я часто думаю, что ей снится. Слышит ли она наши голоса за этой стенкой? Может
ли думать?
- Ну ты загнул! Тебя только по вечерам мучают такие мысли? Потому что мне
кажется, что со сменой поры дня, я начинаю общаться с другим человеком.
- Правда? – спросил Доктор. – Сейчас я кто, по-твоему?
- Философ, - ответил Кир, - что не совсем совместимо с твоей профессией.
- А по утрам я кто?
- По утрам ты серьезней всего… значит ты – Доктор. А после обеда ты становишься
флегматиком. В этом состоянии ты раздражаешь меня больше всего, потому что с
тобой совершенно не о чем поговорить.
- И когда же я тебе больше всего нравлюсь? – туша сигарету спросил Доктор.
- Когда ты в состоянии некурящего мыслителя.
Доктор уже засунул новую сигарету себе в рот и прикурил.
Кир помолчал, откинувшись на стульчике, послушал рабочие звуки идущего поезда и
спросил:
- Почему ты назвал его «ею»?
- Я думаю, что это – она. Знаю, считается принимать ее бесполым существом. Но
внутренний голос мне говорит, что у нее душа женского образца.
- Ты с ней ни разу не разговаривал и даже в глаза ей не смотрел. Как ты знаешь,
что правда?
- Думаю, бессмысленно тебе объяснять дважды. Это бесполезный разговор, так что
давай перейдем на другую тему.
- Откуда она? – спросил Кир.
- Никто не знает: может с другой планеты, а может даже из Туманности Андромеды.
Ее родитель – мистик. Но как ни крути, она все равно на шестьдесят процентов
землянин, и это не имеет отношения к ее внешности. Она красива, и даже если она
и мужского пола – он настоящий красавец. Орландо… Так бы я ее/его назвал.
- Красивое имя. Но почему-то в лаборатории ее называют Титаном…
- Потому что она будет молодой еще очень долго. И физическая сила, как у нее,
которая дана не каждому крепкому мужчине, не поубавится с возрастом. Также она
имеет психопатические способности. Ты говоришь, что за день я меняюсь по крайней
мере три раза. И уколы снотворного я делаю ей три раза, поэтому я и думаю, что
она не совсем спит: она слушает и чувствует. И каждый поход в соседнюю комнату
человеку может чего-то стоить. Вот, например, тебя я боюсь впускать туда, потому
что не знаю как она на тебя повлияет, Кир. Вполне может случится так, что тебя
охватит какая-нибудь навязчивая идея, или наоборот – апатия, депрессия. Теперь
ты понимаешь, почему можешь смотреть на нее только через стекло?
- Да. Док, а насколько она сильна?
- Вполне достаточно.
- А изъяны в ней есть?
- Да. Два основных: отсутствие возможности разговаривать и очень медленная
регенерация.
- К учебе она способна?
- Очень. Знаний пока что не так много, но логическое мышление просто
превосходное.
- Ей наверное приятно, когда вы ее хвалите.
- Я не хвалю, я говорю факты – это во-первых. А во-вторых, я не смею ручаться за
ее чувства, когда она манипулирует моими.
- Я и не прошу ручаться. Я только предположил.
Они молчали больше получаса. Доктор очень долго думал о сущности всей этой
большой операции под названием «Титан», в которой он принимал в принципе
довольно небольшую роль, но которой он посвятил все свое теперешнее время. Он
следил и охранял состояние пациентки инопланетного происхождения. «Рождение –
это чудо, - подумал он. – Кто бы при этом не родился. Любопытно, чтобы сделал
тот погибший пришелец, если бы узнал о чужеродной половине своего чада:
уничтожил, забрал с собой к далеким звездам или просто ушел, оставив нам на
воспитание своего отрока? В любом случае нам не воспитывать его будет приказано.
Нам просто не позволят сделать ее одной из нас. Как бы ученые не смешивали
человеческие гены с животными и генами растений, для людей она не будет ни
человеком, ни получеловеком, а чем-то, результатом эксперимента».
- Я хочу войти к ней, - громко сказал Кир.
- Не дам.
- Почему? Все еще боишься за меня?
- Уже нет. Я боюсь за нее.
- Ты боишься за титана… Тебе самому не смешно?
- Нет, была бы она титаном – давно уничтожила бы нас и сбежала.
- Куда ей сбегать? И почему ты думаешь, что она могла бы уничтожить своих
многочисленных родителей, которые взрастили ее?
- Я уже так не думаю, потому что она – не титан. Куда ты собрался, Кир?
- Поверь, Док, я ничего ей не сделаю, и она мне ничего не сделает. Я соврал
тебе, когда говорил, что побоялся войти к ней. Я входил и ничего не было.
Никаких изменений ни в физическом, ни в психологическом плане не наблюдается.
- Что же ты испытывал, глядя на нее?
- Даже не знаю как объяснить, мне было приятно и интересно смотреть на нее – я
был очарован. Мне хотелось дольше оставаться рядом с ней, но потом я испугался
своего чувства к бесполому существу (ведь у нее действительно нет половых
органов!) и я вышел, тем более, что ты должен был вот-вот войти. Ты испытывал то
же самое?
- Не совсем. Когда я делаю ей очередной укол и меняю капельницу, то испытываю
чувство, подобное твоему, но с неприязнью, с каким-то страхом перед дикостью и
экзотикой в этом творенье человеческом. Может надо мной нависает неуемная угроза
соблазна?...
- Но ты же говорил, что боишься за нее!
- Я имел ввиду, что боюсь не за личность, а за тело с генами, возможно, нового
вида человека в природе.
Кир внимательно посмотрел на Доктора.
- Я думал, ты питаешь к ней что-то сходное с отцовским инстинктом. А оказалось –
ты ничем от остальных не отличаешься; даже рожа твоя напоминает их всех
остальных, из белых комнат, в белейших халатах и шапочках, и медицинскими
перчатками в придачу, с тайной ООНовской лицензией за пазухой.
- Правда? – усмехнулся Доктор. – А ты, видимо, считаешь себя личностью, раз речи
такие толкуешь.
- Я уже и не надеюсь стать особенным. Я всего лишь одна из стотысячных волокна,
которое переплетается с остальными и создают вот такой маленький слой
прозрачного спеченного в печке теста, которое в свою очередь является одной из
стомиллионных большой квадратной слойки общественной системы. А особенные - это
те, кто этих слоев не видят, потому что они смотрят в себя; кто слоев не
чувствует рукой, потому что они их не видят… Черт!
- Что? Что такое? Кир, перестань метаться! Покажи глаза! Что за…? Закрой их,
закрой! Посиди вот так! Сейчас пройдет…
Доктор подбежал к окошку в соседнюю комнату и ничего там не увидел.
Мягкая, пружинистая тьма заполнила помещение, как бы говоря о времени и
ощущениях, о пространстве и законах физики, которых там никогда не было и не
будет; о звуках расслабленной музыки и летнего ветерка на балконе, дующего
сквозь фейерверочный свист, и распаленные яркие огни; о вездеходном животном,
пляшущем вокруг костра посреди огромного леса вместе со своими разнородными
потомками; о криках разрывающегося темного неба и разливающейся тысячелетними
разноцветными волнами песни-жизни из ярчайших источников бытия; о сменяющих друг
друга заветах у речных и морских рыб, хлопающих своими плавниками по брюшку во
время прыжка в несуществующий в темноте воздух. В темноте, которая извлекается в
мирок сознания неведомого существа, настолько маленького и погрузившегося в свои
сновидения под унисон голосов, и настолько огромного, чтобы вывернуть наружу
себя и осветить чей-то взор для вразумления своего женского начала, вразумления
своего внутреннего мира и мыслей, ценой своего собственного исчезновения,
растворения в рассыпчатой темноте, которая по открытию металлической двери
вылетит в окна, как проносимая живым ветром пыль, и развеется по всей Вселенной
без страха, потому что никакая тьма не сможет поглотить другую тьму. Она будет
путешествовать сквозь ветви сосен и перья дикого альбатроса, сквозь русые мягкие
локоны юной девушки, над черными литерами на пожелтевшей бумаге, под лепестками
нежнейших цветов и между зубами страшнейших зверей; в подводных и горных
пещерах, с водой вытекая в водопад и оттуда на вершины крупнейших утесов,
высочайших холмов величественнейших гор на всех планетах, которые тьма посетит,
а затем отойдет, к остальной Темноте, которую ни молодой Кир, ни почтенный
Доктор, ни остальные люди теперешнего и будущих поколения наверняка не увидят.
