Как ты будешь жить дальше, когда птица запоет в твоих руках?
Путешественники любят Гутенбург. Хотя что в нем особенного? Все как у всех –
красивые дома, узкие улочки, много роз, большой базар… Но едут, и зимой и летом
– круглый год. Путешественники покупают волшебных птичек – предмет гордости и
экспорта городка. Эти птички из шелковых лоскутков и тоненьких палочек очень
легки и красивы. Однако не в этом их волшебство. Птички поют песенки, а в
песенках радость или печаль, ожидание чуда или светлые сны… Всякий раз разное.
Подозреваю, что каждый слышит свое. Искусству изготовления птичек жители учатся
где-то за морем, уезжают надолго и возвращаются, принося с собой ветры далеких
стран и знания. Мастера держатся обособленно, составляя некую касту. Мастера –
это тоже городская достопримечательность. Приезжие глазеют на них, важно сидящих
в трактирах со слегка скучающим выражением лица, одетых в бархат и шелк, в
чудных шляпах со страусовыми перьями. Другие горожане немного завидуют мастерам,
но уважают. Особенно, если учесть, что любой мастер – человек небедный.
Так живет городок. Но однажды, как в любой истории, привычное течение жизни в
нем нарушается.
Якоб ван Кройцель – преуспевающий адвокат, примерный семьянин и член магистрата,
проснувшись утром, не находит в себе привычного покоя и удовлетворения. Он идет
на кухню, заваривает чай и задумывается. Потом он берет рабочую корзинку жены,
выстругивает несколько лучинок… Кажется, руки все делают сами – через несколько
минут готов легенький скворец, а затем пеночка, воробей…И они умеют петь!
Так жизнь адвоката Якоба меняется. Все меньше времени на службе, все больше
дома, в маленькой мастерской. Птичек Якоба покупают охотно – из-за того, что он
не торгуется, и из-за песен, не очень веселых, но берущих за душу. Что-то есть в
них такое, что заставляет замирать сердце.
Друзья не понимают Якоба. Коллеги считают, что он опростился, предал цеховые
ценности и измельчал. Воскресные обеды в его доме, раньше веселые и многолюдные,
как-то сами собой сходят на нет. Даже школьные приятели посмеиваются над
неожиданным увлечением Якоба. Особенно Гульдман, кстати, сам мастер птиц.
– Послушай, дружище, – говорит он, наливая из кувшина еще эля в трактире себе и
Якову, – пойми, я из самых добрых чувств! Ну не твое это. Вот я, знаешь, сколько
лет на эту науку извел! Молодость, можно сказать, положил! Лучшие годы. А ты?
Что думаешь, так все просто? Две палочки, клочок шелка – и вот она, птичка, пой!
Да посмотри кругом, кто угодно тебе подтвердит – тут школа нужна, знания, не
твоим чета. Уж прости, я нелицеприятен. От кого же ты еще правду услышишь, как
не от друга. А туристы покупают, так они дураки, им лишь бы сувенирчик. Вон
сидит старый Миллер, спроси его. Он точно скажет – тут нужно линию видеть,
материал чувствовать, золотое сечение… Да что я тебе объясняю! Ты хороший
человек, но ты просто адвокат, и уж никак не мастер, что бы ты там себе не
воображал. Этим бредить надо с детства, ночи не спать, болеть…
Якоб слушает, кивает. Обнимает Гульдмана. Они выпивают еще эля, угощают и
старого Миллера. Поют песни, гуляют долго по ночным улицам.
Потом Яков приходит домой. Садится на маленькую скамеечку у очага и долго
смотрит в огонь. О чем он думает?
А вот здесь наша история пойдет по нескольким путям, и мы чуть-чуть заглянем в
будущее, каким оно может быть…
Человек оглядывается. С полочек на него смотрят птицы – скворцы, вороны, синички
- сотни птиц. Серенькие, черные, разноцветные, в глазах-бусинках отражается
пламя. Спокойно, уже все решив для себя, человек собирает птичек и бросает в
очаг. Сухие палочки легко занимаются, ярко вспыхивает легкий шелк, как будто с
дымом улетают птичьи души. Остается только белый пепел. Будь человек моложе, он
бы выпил сейчас крепкого рому. Но он не молод. А потому выпивает сердечных
капель и идет спать.
И, знаете, у него все будет хорошо. Именно он сочинит целую гору прекрасных
сказок для детей, напишет многое множество книг, с картинками и без, построит на
городском ручье игрушечную мельницу для детворы и еще многое и многое, чего мы
не можем видеть сейчас, за толщей времени. Я вижу сейчас только одну картинку из
будущего, когда к старому человеку подбежит его внучек и скажет:
– Деда, а сделай мне волшебную птичку, бабушка говорит, ты умеешь.
– Нет, мелкий, я уже забыл, давно это было. Пошли лучше, я расскажу тебе про
принцессу, которую злая колдунья превратила в пиявку.
– Как в пиявку, деда, ты шутишь?
И они пойдут, и разговор их о принцессе и пиявках будет долгим и радостным для
них обоих.
А вот птичек не будет. Потому что белый пепел голоса лишен…
А вот другое будущее…
Человек оглядывается. С полочек на него смотрят птицы – скворцы, вороны, синички
– сотни птиц. Он вздыхает, гладит синичку по шелковым перышкам и идет спать. А
утром горожане видят странную картину. По главной улице едет фургон с домашним
скарбом. А за фургоном идет человек. В руках у него шелковые ленточки с птичками
– серенькими, черными, многоцветными. Он приветствует каждого встречного и дарит
по птичке. На память. В далекой стране он достигнет почета и славы. А Гульдман
даже съездит к нему в гости в столицу. А вернувшись, будет гордо рассказывать,
как старина Якоб нисколечко не загордился, всех помнит, передает поклоны, и
какой прекрасный дом у него, и сад. Вот только в родной город человек уже
никогда не приедет… Дела…
И третье будущее…
Человек оглядывается. С полочек на него смотрят птицы – скворцы, вороны, синички
– сотни птиц. Он вздыхает и тяжело бредет по лестнице – спать. Утром он возьмет
в руки две лучинки, кусочек шелка, и под руками как будто сами оживут птички –
серенькие, черные, разноцветные. Так пройдет его жизнь в родном городе, где его
будут считать чудаком и неудачником…
Человек сидит у очага и смотрит в огонь. Значит, еще есть надежда. Не для него.
Для нас.
