Глеб оказался в какой-то подворотне и почувствовал, что от погони ему не уйти.
Да и надо ли?
Рано или поздно ему предстоит разговор с агентурой нынешнего Правительства.
Слишком густую сеть запустила эта так называемая Полиция Нравов. Глеб не хотел
унижаться, говорить не то, что думает, изображать из себя совершенно другого
человека. Лучше остаться самим собой. Даже сейчас, когда его могут убить прямо
здесь.
Особенно в такой момент.
Темнело. Глеб сбавил шаг, не спеша прошел в конец двора. Там находилась глухая
стена, которую невозможно одолеть без чьей-либо помощи, рядом приютилась
обшарпанная беседка. Глеб присел, ожидая действий противника.
На выходе со двора замелькали тени, луч фонаря осветил Глеба. Тот не уклонился,
не попытался спрятаться в тень. Наоборот – улыбнулся, помахал рукой.
Фонарь выключили. К беседке кто-то медленно приближался. Один.
– Это делает вам честь, – пробормотал Глеб, поколебался и достал из кармана то,
из-за чего все это происходило.
Пачка сигарет.
Глеб раскрыл ее, там оставались еще две сигареты, остальные он раздал. Глеб
вытащил одну, закурил. Тот, кто приближался к беседке, подал голос:
– Я бы на твоем месте этого не делал.
Он подошел вплотную, остановился, и Глеб с удивлением рассмотрел его лицо. Друг
детства и одноклассник.
– Ты? – Глеб улыбнулся одними губами. – Судя по тому, что ты в отличие от меня
не удивлен, ты знал, за кем идет охота. Хочешь сигаретку? Последняя.
Антон покачал головой.
– Выбрось. Иначе кто-нибудь из моих людей пристрелит тебя. Они имеют на это
право.
– Неужели? – Глеб затянулся.
– Ты знаешь это. Курение запрещено декретом от двадцать второго марта две
тысяча…
– Знаю, знаю. Все знаю. Сначала под страхом смертной казни запретили ругаться в
общественных местах, затем переходить дорогу в неположенном месте, превышать
скорость, а дальше просто с негодованием смотреть друг на друга.
– Выбрось сигарету. Я ради тебя же прошу.
– На этом фоне удивительно, что курение оказалось почти что самой последней
плохой привычкой.
Антон промолчал. Кажется, поведение Глеба его смутило. Он не ожидал подобной
реакции. Глеб усмехнулся.
– Надоело! Делайте, что хотите, я больше скрываться не буду. И курить не брошу.
– Послушай. Я ведь помню, когда мы были еще детьми, и все курили, ты даже
попробовать отказывался. Ты… спортом занимался. Вел здоровый образ жизни.
Антон хотел еще что-то добавить, но Глеб быстро вставил:
– Но все это я делал САМ! САМ, понимаешь? Я ТАК ХОТЕЛ! А вовсе не потому, что
меня могли уничтожить.
Антон вошел в беседку, присел рядом. Тяжело вздохнул.
– Ты что, не знаешь, сколько горя в прошлом принесло курение? Сколько жизней
забрал только рак легких? Сколько здоровья погублено? Сколько растрат это стоило
обществу? Не знаешь?
– Знаю.
– Тогда почему?! Почему ты сопротивляешься искоренению этого зла? Почему ты
бросил работу, чтобы ездить по стране и распространять сигареты? И еще при этом
нести всякую чушь, засоряя людям мозги? Почему?
Глеб с наслаждением затянулся в последний раз, добивая сигарету до самого
фильтра, с сожалением отбросил окурок.
– Потому. Курение – это последнее, что помогает остаться в человеке
человеческому.
– Что за бред ты несешь? – Антон встал. – Ты хоть сам понимаешь, что говоришь?!
Тебе же лучше, если…
Он осекся, заметив, что Глеб качает головой.
– Один известный классик давным-давно сказал: человек поступает не только ради
выгоды, иногда он поступает просто по своему хотению. Если даже ему это
невыгодно, он все равно так поступает.
– При чем здесь это?
– При том, что человеку не надо, чтобы ему делали что-то хорошее, если он этого
не хочет. Просто… оставьте его в покое, и он сам разберется. В противном случае…
он проклянет всю выгоду какого-то дела, если его ЗАСТАВЯТ это делать.
– Я не собираюсь слушать эти бредни…
– Это не бредни, – повысил голос Глеб. – Бредни – это то, во что хотят
превратить общество. Люди все больше и больше напоминают какие-то механизмы. Им
просто не оставили права на ошибку. Нельзя проявить ни одной негативной эмоции,
иначе – казнь. Вырвут, как сорняк.
– Это неизбежный переходный период…
– Заткнись, – беззлобно, негромко потребовал Глеб, и это подействовало. – Это
похоже на стерилизацию. Типа, у вас есть такая штучка между ног, она может
принести в жизни немало бед, а так чаще и бывает, и потому мы лучше отрежем ее у
вас, и тогда с вами НИКОГДА НЕ СЛУЧИТСЯ НИЧЕГО ПЛОХОГО!
Антон, хмурый, притихший, как змея в траве, молчал. Глеб улыбнулся. Ясная
спокойная улыбка, как будто дома он беседовал с давним другом за чашкой чая.
– Вот почему я курю и всем советую курить. Хотя пару десятков лет назад
советовал обратное. Быть может, это пробудет в людях хоть что-то чисто
человеческое – иногда делать то, что вредно и, по большому счету, неправильно.
Иначе… люди просто перестанут быть людьми. И все вокруг будет напоминать не
жизнь, а компьютерную игру «Как сделать всех счастливыми».
Антон медленно вышел из беседки. Глеб встал, опять вытянул пачку сигарет.
– Я так понял, ты не хочешь сигаретку? Что ж… Ты не против, если я побалуюсь?
Антон оглянулся, тихо сказал:
– Если ты сейчас выбросишь эту гадость, у тебя еще будет шанс спастись. Я…
посодействую. Но если… Тебя расстреляют прямо в этой подворотне.
Глеб улыбнулся.
– Благодарствую за заботу. Но я уж… Прости меня вредного. Ты только это… Дайте
докурить.
Антон ничего не ответил и спустя несколько секунд исчез в темноте.
Глеб медленно тянул сигарету, смотрел в звездное небо и улыбался. Ему было
спокойно. Он даже забыл, что его кто-то держит на прицеле, а жить осталось
считанные секунды.
Раздался выстрел.
