Осенняя прохлада сливалась с ровным гулом деревьев.
Я сидела на лавочке в одном из пустынных дворов и ждала. Чего?
В моей жизни была одна любовь - проза. И чуть-чуть поэзии.
Мир был большим и одиноким. Никому в нем не нужна была маленькая, заблудшая
девочка. Ни человеку, которого она любила, ни подруге, которой она доверяла…
Все, что я могла - это выводить замерзшей на ветру ручкой забавные и не забавные
фразы.
Иногда мне хотелось выть от пустоты, заполнившей сердце. Я жила, как опавший
листок с прожилками-венами, в которые хотелось воткнуть иглу, чтобы уйти. Но я
была слишком слабой. Сочиняла и ставила точки в конце каждого предложения.
Ставила и сама не знала, зачем это делаю.
Мне хотелось просто немного тепла, а выходило так, что тепло я черпала изнутри.
Пока там ничего не осталось.
Мечты, мечты… Улететь бы в небо, потеряться среди звезд и найти одну единую
правду.
Я доходила до того, что шептала сама себе слова любви и проклятия, замерзая: «А
помнишь, как он грел свои руки в твоих?»
Помнишь?
Несвоевременность и несуразность моей жизни исчерпывалась строчками и точками.
Хотелось крикнуть во весь голос или хотя бы раз все сделать правильно.
А помнишь, как в детстве скрипела калитка, когда мама возвращалась домой? Она
скрипит и сейчас. Но как-то пусто, холодно.
Заплакать бы!
Ветер продувал насквозь, и что-то внутри сипело ему в ответ.
Боже мой! Я мерзла, потому что никто не грел свои руки в моих ладонях. Мерзли
руки, потому что им не надо было быть теплыми.
Люди не любят меня, а я не люблю людей. Бог завещал любить, и мне стыдно, что я
не могу подставить левую щеку вместо правой.
Все, что я могу – это выводить кружевами слова, чтобы потом никто не хотел их
читать.
Но как я могу объяснить всем себя, если они не хотят слушать?!
«А помнишь, когда ты любила, было тепло? И от этого казалось, что на улице
лето».
Что бы сделать с собой, чтобы перестать быть собой?
Федор Михайлович, Федор Михайлович, Вы все правильно написали, Вам тоже было
больно. Почему же Вы не сказали, где выход? Зачем же Вы умерли? Мне так много
нужно было спросить…
Они не слышат! Не слышат!
Отмахиваются и уходят. Но ведь я не блаженная. Мне не все равно.
Больно, БОЛЬНО. Боль изнутри выпирает, выступает сквозь кожу. Сколько же можно
мерзнуть?
Если бы я умерла, я бы пошла по воздуху, а люди шли бы внизу и задирали головы,
чтобы посмотреть на меня. Но я не верю в себя.
Все, что я хочу – это тепла.
Послушайте же вы, наконец!
Послушайте!
Я хотела бы, я хотела бы сказать, но…
Слов нет.
Где тот человек, который когда-нибудь прочтет по глазам? Они ведь тоже плачут
болью.
Двор наполнился и опустел. Все, даже ветер, покинули меня.
Нет, он здесь, но боится прикоснуться. Или ты хочешь подарить мне тепло? Ты
один? Прости, ты милый, но дует у меня изнутри.
Я слышу, слышу, ты говоришь со мной. И ты прав. Я уже не сумею согреться, даже
тетрадные листы замерзают под моей ручкой.
Что? Ты даришь мне всю эту осень? Спасибо.
Бежать, бежать отсюда. Трогать людей и кричать глазами. Может, услышат? Хотя бы
один? Деревья, дома ведь слышат. Почему люди молчат?
Я устала.
Я так больше не могу.
И выход здесь один – через колодец дворов.
Я встала с лавочки и ушла. Ветер пошел за мной следом…
