Даже признака (или призрака, как кому нравится) Деспотической Любви нет в
письмах, издавна относимых к классике жанра Нравоучений. Деспотизм был не в
характере этого человека. Зато была некоторая усталость от жизни,
сверхчеловеческая уверенность в себе, ум, грусть и горячая любовь к сыну.
Филип Дормер Стенхоп, лорд Честерфильд! (И затем наводящую уважительную тоску
даже на тех, кто просто её должен прочесть, а уж ему самому каково было! -
связка: историк, писатель, публицист, философ, и посол её величеств…)
Человек, несущий бремя этих поименований, конечно же, не раз спрашивал себя,
отправляя очередное письмо, - а надо ли?
«Милый мой мальчик.
Хоть я и трачу много времени на писание тебе писем, должен признаться, меня
часто одолевают сомнения, нужно ли всё это. Я знаю, как обычно неприятны бывают
советы, знаю, что те, кому они нужнее всего, менее всего любят их… Знаю я так же
и то, что, в частности, родительские советы всегда рассматриваются, как… желание
непременно проявить свою власть.»
И всё же письма пишутся, пишутся. Отличительные черты стиля Честерфилда -
неторопливость, краткость (раз); два - латынь, латынь, с прибавлением: учить-то
надо греческий, а латынь - это уж, само собой разумеется; наконец, чувство
юмора, помноженное на склонность к меланхолии; всё это вместе произвело на свет
знаменитое честерфильдовское бесстрастие.
Достойное воспитание и образование! Да - на той ступени созерцания жизни, когда
ко многим фундаментальным словосочетаниям и добавляют «всего лишь», когда сами,
не прочитав, находят определение - «человеческая машина». Тем не менее, сын
должен усвоить - это «всего лишь», как - есть и дышать. Неизбежно необходимо,
это самое достойное воспитание и образование.
Писал не для печати. Сын, хранитель и читатель писем, умер рано. Вдова
Филиппа-младшего через год после смерти письма издала. Одной славы свёкра было
мало, чтобы решиться. Значит, Юджиния Стенхоп видела в руках мужа развёрнутыми,
их цитировали с листа и на память.
«- Не думай, что я собираюсь осуждать наслаждение, подобно ворчливому старику,
призывать от него отречься. Нет, я, напротив, хочу обратить на него твоё
внимание и рекомендую его тебе, как истый эпикуреец, я хочу, чтобы ты испил его
сполна, и моя единственная цель - сделать так, чтобы ты в нём не обманулся».
Всякий юноша жаждет стать жизнелюбцем, хотя бы потому, что так положено. Но
вместо того, чтобы любить то, что нравится им, они уверяют себя с большим
успехом, что им нравится то, что любят все.
Он считает естественным, что, ради взрослеющего сына, слегка не щадит себя.
Похмелье - штука неприятная, а карты…
- Загубили тридцать лучших лет моей жизни.
Он часто пользуется словом «безрассудство», заменяя им моральные оценки -
«беспечно», «безнравственно». (это не случайно. За этой заменой - не
«безнравственность», но концентрация житейской философии - самая высокая, почти
невыносимой крепости).
- Я дошёл даже одно время до такой нелепости, что научился сквернословить, дабы
украсить и дополнить блистательную роль, которую мне хотелось играть, однако я
вскоре оставил это безрассудство…
…Мы читаем и соглашаемся почти со всем, что Лорд считает нужным сказать (для
него «сказать» - вколотить двумя-тремя словами в остроумную фразу не менее одной
истины). Однако есть и небольшие различия в восприятиях Лорда и наших.
Например, историю Филип Стенхоп-старший представляет сыну (и себе) как толпецу
очень хороших людей, которые, в сущности, только тем и занимаются, что время от
времени бросают плуг, чтобы повести армию на врага, спасают родину, а потом,
став ещё более великими, снова берутся за плуг.
Лорд рассказывает мальчику о величайших людях древности, которые умерли такими
бедными, что хоронить их пришлось на государственный счёт.
Или:…Курию предложили крупную сумму денег. Он отказался примерно так: прелесть
не в том, чтобы самому бренчать монетой, а в том, граждане, чтобы властвовать
над теми, у кого она водится. Хорошо сказано - простодушно…
(Есть, правда, и воистину, трогательный пример. …Фабриций славился тем, что не
раз громил врагов. Но, когда к нему приехали погостить друзья, они увидали, что
великий полководец кушает обед из трав и кореньев, которые вырастил в своём
огороде сам. Щи, вероятно).
…Что же касается различной сложности логических уравнений в рассуждениях об
истинном воспитании, то здесь у нас не может быть никакого своего взгляда - мы
можем только читать и запоминать.
Он разделяет Вежливость и Воспитанность. Хорошее воспитание - не в низких
поклонах и даже не в соблюдении всех правил, но в Непринуждённости и
Уважительности (Первая должна быть уважительной, вторая - непринуждённой).
Тут-то он взял, да и весьма безжалостно обошёлся со своими соотечественниками -
обругал добрую половину «английскими олухами». Вуаля, товарищи, - Лорд сказал
(предполагался вздох), что родина Вежливости - Очаровательной Вежливости,
Искрящейся Вежливости, одним словом, золотой,- да, она - Франция.
Когда нужно - он страшно серьёзен, а примеры его удручающе точны. Именно так он
рассуждает о необходимости внимания - к жизни и к себе, заключая остро
драматичным, способным вселить ужас не только в душу подростка примером. Он
вдруг вспомнил о некоем «олухе», который столь рассеян, что шпага его вдруг
оказывается у него между ног.
…Но иногда (нет - часто) он не страшно серьёзен, а - серьёзен. Возникает и
напряжённость, и грусть. Иначе и быть не может в мире, который сам не имеет
цели, но каждого из нас заставляет обзавестись множеством невыносимых
мелочностью величия (достойное воспитание!).
Безжалостный мир, господа!
…Человек невнимательный, рассеянный не годится для жизни на этом свете.
Многократно, из письма в письмо, отец подчёркивает на все лады одно и то же: и
вежливость и даже Воспитание Хорошее - качества драгоценные, но второстепенные…
Ум, терпение, талант - высшие добродетели, но о тебе будут судить по
второстепенным.
В этом мире нельзя расслабиться ни на минуту, даже если ты - непринуждён от
природы, не олух и твёрдо знаешь, где сейчас находится твоя шпага. Мягко
подсказывает отец Филе: это тот мир, где, в общем, не любят непохожих и, если
непохожесть не подкреплена силой, - то судьба её печальна. И жаловаться
бессмысленно, да и некому - жизнь такова и всегда такою будет в салоне 18 века и
в 2012 году.
Об этом пишет 23-летний брат 20-летнему: никогда не принимай одолжений, никому
не верь, думай заранее о людях худшее - не ошибёшься. Это совсем не в Англии и
не на родине вежливости, и не в 18, а в 19 веке. (А.С.Пушкин - Л.С.
Пушкину,1822)
Вспомним и выше цитированное:
- На этом свете на всё нужно быть готовым.
Вдруг в середине письма письмо заканчивается и начинается собственно литература.
«О том, что нужно делать, войдя только что в чужой дом».
- Сразу же разглядеть всех находящихся в комнате людей, их движения, взгляды,
вслушаться в их слова и при всём не впиваться в них глазами и не показывать
вида, что их наблюдаешь. Эта способность быстро и незаметно разглядеть людей
необычайно важна в жизни.
(То ли из пособия «Начинающему разведчику», то ли из раздела: Естественный отбор
- Борьба за существование).
А жить-то когда? …И когда писать горячо любимому сыну чудесные, умные письма?
Думать над ними и даже временами чуть-чуть на себя раздражаться: зачем?
Он честен, Лорд. Он не говорит, что то-то хорошо, потому что хорошо, как
персонаж в одном из рассказов Фолкнера объясняет , п о ч е м у хорошо. И
решается сказать: хорошо потому, что необходимо (для выживания). Полезно.
Вообще, «существует множество глупых обычаев (танцевать, хорошо одеваться), но в
них нет ничего преступного», и разумный человек должен с ними считаться - и:
- Не терять из-за этого хорошего расположения духа.
Впрочем, вот, например, в святости Честного Слова нет ничего глупого. Нарушить
слово - не только бесчестие, но и безрассудство. Почему? Да ведь тебе потом
никто не поверит.
В определённом смысле он преподаёт уроки высокого цинизма: поступать «как
принято», думать «как хочешь».
Он попросту хороший учитель. Иной раз в его письмах - совсем элементарное.
Потому так трудно цитировать эти письма. Редко можно выхватить «что-нибудь
этакое». Чтобы ощутить и оценить неспешную иронию, нужно читать и одновременно
думать.
…Наводит на мысль - ведь это учебник. Нет, нет - не пособие «Хорошие манеры»,
именно - учебник Практической Философии (именно - философии, а не психологии).
Причём, предназначенный мальчику
девятилетнему-двенадцатилетнему-шестнадцатилетнему юноше. А стиль, манера
изложения почти не меняются - так владеет формой мысли Автор, так глубоки
непритязательные рассуждения о том, что все и так «знают».
Он умеет формулировать не больше, не меньше - Правила духовной жизни: чем сеть
внешних правил сильнее опутывает, тем неподатливей должна быть внутренняя
свобода.
Когда он говорит что-то сыну, ясно, что он говорит это и себе:
- Не думай, что я собираюсь что-то диктовать тебе по праву отца, я хочу только
дать тебе совет, как дал бы друг, и притом друг снисходительный.
Из письма в письмо он повторяет на разные лады то, что он пишет, - основа; сила
этих правил - в их применении, а в первую очередь - в их понимании. Сам реши,
сколько твёрдости, сколько скромности должно быть в твоём поведении… У каждой
ситуации своё решение… …Самое удивительное для нашего века, пренебрежительного к
ребёнку (при всём омерзительном заискивании перед ним), - это то, что Отец
уважает своего Филю. Не оттого, что он поставил перед собой цель: «Показать
мальчику, что я считаюсь с ним». Чудеса! Лорд просто иначе не может! Он - не
виноват. Сын - это продолжение его самого, а уж этого-то человека он знает
настолько хорошо, что может позволить себе уважать.
…Любит Лорд и умеет всё растолковать и вытряхнуть-таки скелет из шкафа! Событие:
он нанял для мальчика учителя танцев. Логическая цепочка: танцы - сами по себе
занятие пустяшное и глупое, но это одна из тех упрочившихся глупостей, в которых
людям умным приходится иногда принимать участие. А раз так - танцевать хорошо
необходимо.
Что из этого следует? Следует обобщение, которое не имело бы никакой цены, если
бы не было последним звеном цепочки:
- …так же, как мне хотелось бы, чтобы ты хорошо делал всё…
Как ни пустяшно дело, за которое взялся, - но раз начатое, оно должно быть
доведено до совершенства.
Ещё пример? Что возьмём? Одежду.
- Забота о красоте одежды большая глупость, и, вместе с тем, не меньшая глупость
не уметь хорошо одеваться.
Разница же между дураком и здравомыслящим в том, что первый кичится платьем, а
второй - «потихоньку посмеивается над своей одеждой и вместе с тем знает, что
недопустимо ею пренебрегать».
Мы забываем, хоть убей, что говорят Великие. Потому, что мы сами не успели
додуматься до этой мысли. А почему? Это просто. Стоит только обрезать излишки
слов и готов основной закон жизни:
- Диоген Киник поступал мудро, презирая людей, но в то же время и глупо,
позволяя себе это презрение высказывать.
Совершенно естественно, что Лорд - человек сильный и безжалостный (А каким
должен быть человек в холодном мире?)
Непререкаемость его аксиом иногда принимает вид закостенелостей, над которыми он
и себе не позволяет размышлять. Но это отдельная тема, и нам некогда.
Словом, письма Лорда (о чём бы ни говорилось в каждом отдельно) в целом не о
том, как блюсти достоинство, и всё-таки не в том, как вы должны жить - они в
том, что можно сохранить внутреннюю свободу в любых обстоятельствах, но это
очень-очень трудно.
…Жаль, что нет ответных писем. Кстати, может быть, именно эти письма сделали его
особенно знаменитым. Возможно, даже такой умный человек, как Филип
Стенхоп-Старший, не понимал, что они займут отдельное своё место в ряду
исторических ценностей*.
______________________________________________________
*Честерфилд. Письма к сыну. - М.: Наука, 1971.-198стр.
