Поздней ночью Ваня просыпался с чувством, что его потревожили. Он лежал, глядел в потолок и в висках его гулко колотилось сердце. Мысли не давали уснуть, а на душе становилось тяжело и как-то угрюмо. Тогда он вставал, выпивал стакан воды и десять раз приседал. Приятная усталость поселялась в ногах, за окном маячили на столбах фонари, в доме напротив у полуночников горел свет. Когда проезжал автомобиль, оставлял светлые пятна на стене, которые позже исчезали. Ваня ложился и засыпал. Ване было столько-то лет, он родился там-то, а учился там-то. Сегодня вечером он сидел у барной стойки в каком-то питейном заведении и напивался, потому что так надо было. Когда он напивался, он легко и быстро засыпал, ночью просыпался, выпивал стакан воды и тут же засыпал вновь. Утром вставал с тяжелой головой и шел, наверное, на работу. Или оставался дома. Не знаю. Когда Ваня был трезвым, он боялся своих мыслей. Боялся остаться с ними наедине. Потому что они говорили с ним, они твердили ему непреложные истины, а он сопротивлялся. Так вот, Ваня сидел в питейном заведении. А рядом с Ваней сидел Безымянный. Видишь, даже не помню, как его звали. Ваня, наверное, этого тоже не знал, и поэтому предпочитал помалкивать, чтобы не облажаться. А вот Безымянный был разговорчив: - Ты, Ванек... Ты не знаешь. Я ж ее любил. Я ж цветами ее задаривал. Я ж для нее все... - Да, - кивал Ваня. - Сочувствую. - Черт... Николаша, налей еще... Я ее любил. А она, сука... - Сука, - соглашался Ваня. Хотя ему, в сущности, было наплевать. - Никогда, Ванюша... Никогда не связывайся со змеями... Я же, Вань, все сделал. Я же всех ради нее побросал. Я же парень на всю деревню был, Ваня... К каждой был вхож. А ради нее со всеми порвал... Одна, дура, даже самоубийство сделала над собой... Сперва все думали, что это так, а позже мне ее мать в морду плюнула и говорит... - Чья мать? И кто дура? - спросил подоспевший разливающий Николаша. - Дура - которая через меня над собой сделала чевой-то... И мать у нее была, сказала мне - эк ты подлец, из-за тебя моя дочка, моя единственная... - Ну полноте, дружище, - перебил его Николаша. - Не из-за тебя. Так... Жизнь дерьмовая. - Через меня, Николка... Ты не ври... Я ее глаза помню... Скупые слезы проступили на скулах Безымянного, он растер их рукавом свитера и продолжил: - Ты, Коля, уходи. У нас с Ванькой интимная беседа... - Понял, - Николаша отвернулся. - Так вот... - мямлил Безымянный. - Все для нее... А она мне... Мол, ты деревенский, провинциал, не удовлетворяешь мои духовные потребности... - В смысле? - не понял Ваня. - На арфе не музицирую, понял? - обозленно произнес Безымянный. - И вообще, водку пью вместо этого, как его... абстинента. А я, промеж всего, уже пять лет как в столице квартиру имею собственную. И машину! И топ-менеджером работаю... - Молодец, - похвалил Ваня. - Молодец-то молодец... А она нашла себе какого-то там... Из петухов... Фу! - Гея, что ли? - Нет, но похоже... А, похеру! Давай пить... Выпили. Запили. - Хорошая вещь водка, - крякнул Безымянный. - Ежели надо боль грудную погасить - самое то... А у тебя-то как на этом самом... личном фронте? - Да никак, - пожал плечами Ваня. - Нехорошо, Иванушка... Здоровый ведь мужик уже... - Знаю. - Ну так пора бы... - Нет. Не хочу. Помолчали. - Не хочешь? А ты не этот... - Нет. Просто не хочу. - Было что-то плохое раньше? - Было. Еще помолчали. - А ее, Ванюша, Катериной звали. Катериной. Отчество забыл... Я ее любил. А теперь не люблю. Давай еще выпьем! Выпили еще. - Ну-ка, позвоню ей! - решил вдруг захмелевший Безымянный. - Это зачем еще? - спросил Ваня. - Ну как зачем? Пусть знает, что мне на нее теперь тьфу... Что мне теперь она не нужна... - А зачем же звонить? Наоборот, промолчи. Безымянный удивленно глянул на Ваню и закурил сигарету. Потом все же выдавил из себя: - Ну так... Я же хочу... - Не звони, - мягко сказал Ваня и взял у Безымянного из рук мобильный телефон. - Тебе теперь до нее нет дела. Зачем душу рвать? - А и правда... Зачем... Бог с ним. Ванюша, ты молодец. Как у тебя на личном фронте? - Никак, ты уже спрашивал. - А почему? - Потому что мне никто не нужен. - А секс нужен? - Это же другое немного, - улыбнулся Ваня. - Нет, не другое! - воскликнул Безымянный. - Я вот как с Катькой порвал, так первым делом к подруге побежал... Оно так поспокойнее вроде... - Не знаю. Выпили. Закурили оба. - Тихий ты больно, Ивашка! Скучно со мной, что ли? - Просто нечего сказать. - Нечего сказать мне? Не доверяешь, или как? - Доверяю. Просто... - Так а чего молчишь тогда? - раскатисто спросил Безымянный. - Чего молчишь? Выкладывай. - Да нечего. Правда, нечего. - Что там у тебя было? - Ничего не было. - Ну и черт с тобой... Николаша, еще по одной и рассчитывай. Николаша принес еще по одной. Выпили. В горле у Вани осела этиловая горечь, он закашлялся. В глазах стояла пелена, лицо Безымянного слегка расплывалось, голова гудела. Было слышно, как стучит сердце. И тоска. - Ваня-Ваня... А мне ведь не хуже остальных. Это только сейчас так плохо... А немного погрущу - да и перестанет. И сотня еще таких будет, да и эта на коленях приползет... - Приползет, - кивнул Ваня. - А бывает, люди раком болеют... Или детей теряют... Или, как мой один знакомый, на войне контузии получают и ранения... - Бывает, да. - У него вон руку взрывом оторвало, так говорит, что до сих пор болит. Представляешь? Рука, которой нету! Болит! - Представляю, - сказал Ваня. - Это называется фантомная боль. И тут Ваня понял, что действительно представляет. - Ладно, пора мне, - произнес Безымянный. - Николаша, вызови такси. - Все для клиента, - усмехнулся Николаша. - Бывай, Ванька, - Безымянный протянул Ване руку. - Наладится оно как-нибудь... - Наладится, - согласился Ваня и улыбнулся Безымянному. Тот встал с высокого барного стула и неровным шагом поковылял к выходу из заведения. - Стой-ка, - окликнул его Ваня. - Ну чего? - отозвался Безымянный. - Слушай... А ведь так и есть. - Что так и есть? - Фантомная боль. - Какая боль? - Фантомная! - Что фантомная? - Ладно, иди! - махнул рукой Ваня и отвернулся. Безымянный пошел. - Прав ведь, - прошептал Ваня. - Фантомная боль. Из сердца ее уже давно выкинул, а бывает - болит... Ваня и сам не замечал, что недвижимо стоял посреди заведения, шепча одному себе понятные слова, уставившись в одну точку, прижимая руку к груди и слегка улыбаясь. Этой ночью он не просыпался. И сны ему снились хорошие.
