Когда предутренняя дымка уже рассеялась, а первые солнечные лучи коснулись
ярко-красных кистей рябины, на порог просторного, окрашенного в зелёный цвет,
деревянного дома вышел невысокий широкоплечий мужчина.
— Эх, как же дышится сегодня-я-я! Видать, день удачным будет! — потянувшись,
сказал он и стал застёгивать пуговицы на своей потёртой, изрядно пропахшей
бензином куртке.
У калитки он задержался и, покосившись в сторону соседнего дома, вдруг громко
прокричал:
— Здрасьте, Марья Семённа! Вот он я! Живой ещё!!! Ага! — и, сняв кепку, низко
поклонился старушке, смотрящей на него из окна.
Соседка Сергея Петровича Коновалова была дамой одинокой и любопытной. А потому,
ну никак не могла она пропустить сегодня, как впрочем, и всегда, такое событие,
как уход «любимого и глубоко уважаемого соседа» из дома на работу. Так что по
утрам Коновалов непременно видел Марию Семёновну, уже бодрствующую, несмотря на
столь ранний час.
На приветствие соседа пожилая женщина всегда реагировала одинаково: застенчиво
кивала головой, словно извиняясь за то, что, мол, как бы невзначай попался он,
Коновалов, ей в этот момент, а потом задёргивала шторы.
Вот уже добрый десяток лет Коновалов работал водителем такси. Его
профессионализм был, как говорится, налицо: машину всегда вёл легко и уверенно.
Была в нём ещё одна особенность — словоохотливость.
Этим утром Коновалов не успел ещё завести свою машину с чёрными шашечками на
двери, как зашипела рация, и приятный женский голос произнёс:
— Доброе утро, Сергей Петрович! Примите вызов, улица Кленовая….
— Вот и поехали! Поехали, родная! — ласково сказал он своей машине, словно
живому существу.
…Впереди уже виднелось высотное здание на улице Кленовой, где должен был ждать
Коновалова клиент. Постройка, предназначенная под офисы и конторы, была
современного вида и заметно выделялась на фоне других городских зданий. Шофёр
притормозил прямо у ступенек. Однако клиента не было видно. У конторы — ни души.
Сергей Петрович, неспеша закурил. Пристально поглядывая то на входную дверь, то
на всё здание сразу, стал рассуждать:
— Да! Внушительно! Впечатлительно! Это ж, сколько люду здесь работает?! Поди,
тыща будет! И чем только они тут занимаются? Неужто работы на всех хватает?... -
Коновалов пожал плечами.
В этот момент по широким каменным ступенькам, торопясь, к нему направлялся
представительного вида молодой мужчина: в длинном кожаном пальто и с кейсом в
руках. Шаг его сменялся бегом. Мускулы на лице дрожали, было заметно, что он
нервничает. Небрежно развязав и скомкав галстук, мужчина спрятал его в карман
пальто, а затем быстро открыл дверь автомобиля.
— Поехали! Поехали, шеф! Поскорее! — охрипшим голосом произнёс он.
— Поехать-то поедем, — докуривая сигарету, ответил Сергей Петрович. — Только
куда?
— А куда-нибудь! Хоть на Северный Полюс, — расстёгивая верхнюю пуговицу на
белоснежной рубашке, ворот которой туго сдавил шею, облегчённо вздохнул тот. —
Лишь бы с глаз долой отсюда и поскорее…
Коновалову пассажир показался чересчур уж странным. Однако машину с места
стронул. И чем дальше неслось такси по городским улочкам, вьющимся словно
серпантин, тем больше не по себе становилось Сергею Петровичу.
«Что за пассажир такой достался… странный… Больно странен… Да уж, странный
парень… маршрут выбрал “никуда”… — путались в голове мысли. — Точно!
Преступник!!! Ей-Богу, преступник!..»
И, недолго думая, таксист свернул на соседнюю улицу, где до отделения милиции
было подать рукой.
— Парень, ты часом не вор? — найдя в себе смелость, спросил Коновалов пассажира.
— Вот, гляди: и пальто у тебя длинное — для конспирации, так сказать, и галстук,
вон, снял и спрятал, чтоб приметы скрыть. А чемодан-то, небось, деньгами
краденными набит? Вон, как раздулся! Много взял-то?
— Я?!
Глаза пассажира блеснули. Растерянность, раздражённость в них сменилась на
добродушие. Хмурое лицо вытянулось, и пассажир захохотал:
— Я?! Деньги! Ха-ха! Вор!!! Ха-ха-ха! Да уж, папаша, рассмешил! Да уж! А
вообще-то ты прав: я — вор, только вор, которого обокрали. Притормози-ка во-о-он
там, у парка, а то и впрямь до милиции меня доставишь.
Коновалов от услышанного немного смутился, на щеках его выступил румянец:
неловко стало от того, что задумка его насчёт милиции так легко была разгадана
незнакомцем.
Такси остановилось возле парка. Красные гроздья рябины светились насквозь от
ярких солнечных лучей. Деревья сбрасывали с себя последние листья, и ветер,
подхватывающий их с асфальтовых дорожек, нёс этот разноцветный карнавал прямо к
пруду, чтобы бросить на тихую и потемневшую водную гладь.
— Красиво, правда? — спросил незнакомец Коновалова, смотря на своё отражение в
пруду. — Красиво… и невыносимо!.. Невыносимо больно. Может, утопиться? С горя,
а? Жить-то незачем. Нет больше Зверева… Ах, да! Прости, папаша, забыл
представиться. Игорь Васильевич Зверев, заместитель генерального директора
фирмы… Впрочем, это неважно… Да и заместитель я теперь уже бывший…
Зверев разочарованно махнул рукой, присев на корявый пень, что торчал неподалёку
из земли. Выглядел он обессиленным и уставшим.
— Э, браток, постой! — встревожился было Коновалов. — Топиться он, видите ли,
задумал! Во-первых, это уж без меня, пожалуйста. А во-вторых, ответь-ка, что
все-таки у тебя в чемодане?
Для большего устрашения Петрович нахмурил брови и уставился на собеседника,
который в это время разглядывал резной дубовый лист. Зверев казался отстранённым
и задумчивым. По взгляду было понятно, что не интересовали его ни формы, ни
краски осеннего листа, а что-то своё, то, о чём он размышлял сейчас. Услышав
вопрос таксиста, молодой человек отбросил листок в сторону и нервно ответил:
— Вот деревня! «Чемодан»! Да не «чемодан», а кейс! А в нём мои труды, наброски и
планы по перспективному развитию фирмы. Конечно те бумаги, которые удалось
вернуть. Остальные украдены и присвоены другим человеком — моим боссом. Да, о
чём это я?! Кому теперь это нужно?! — Зверев снова потух, как перегоревшая
лампа.
— Значит, не деньги, — удовлетворённо и с некоторым облегчением заключил Сергей
Петрович. — Это хорошо, просто замечательно. А то я тут ненароком подумал Бог
знает чего…
Он снова закурил.
— Значит, не воровал?.. Ке-е-ейс, — произнёс Коновалов протяжно, вдумываясь в
каждый звук. — Ну, кейс! Я, знаешь ли, не шибко грамотен. В деревне родился,
почти всю жизнь прожил в деревне. Это вот последние годы — в городе. Так что,
парень, говорю тебе, не знаток я новых слов. Разговариваю, как умею, — продолжал
Коновалов, оправдываясь. — Я же не академик какой-нибудь. На кой мне слова
непонятные… А ты насчёт топиться не передумал?
— Нет! — твердо ответил ему Зверев. — Зачем жить? Нет больше Игоря Васильевича
Зверева! Растоптали!
И вдруг протянул к Петровичу руку, указывая на сигарету: мол, дай закурить.
— Как же нет? — недоумевал Коновалов, и, достав из кармана пачку сигарет, подал
её собеседнику. — Вот же ты — передо мною. Молодой, красивый, представительный.
Подумаешь, не «заместитель» он теперь. И чего? Рук что ли нет? Или голову
потерял? Давай устрою тебя к нам в таксисты. Права-то есть?
— Ты что, издеваешься, папаша? — недовольно отрезал тот. — Я? И в таксисты? Нет!
Лучше утопиться!
— Ах так!!! Так… так… Тогда я тебе больше скажу! Дурак ты, Игорь Васильевич
Зверев! Дурак! — Коновалов начал шагать то вперёд, то назад, то, обходя Зверева
вокруг, вертясь, словно юла. — Заместитель дурака ты, а не генерального
директора! Разве жизнь наша — это «кейсы», чёрт их побери?! Ну, не было у меня в
жизни ни кейсов, ни должностей, а только дорога. А я, знаешь ли, вполне
счастливый человек. Бывало, едешь мимо многочисленных скирд на полях, глядишь на
пожелтевшие луга, на чёрную пашню и вспоминаешь, как когда-то, ребёнком, скот на
этих лугах пас, ходил за конным плугом, скирдовал солому… Да мало ли других дел
пришлось переделать за мои годы. Теперь, вот, людей вожу по улицам городским. Не
носил я белых рубашек-воротничков и галстуков, а всё равно — я счастлив.
Счастлив, что живой, здоровый, зарплата есть, пусть маленькая, да на хлеб
хватит.
Коновалов разнервничался, снял кепку и утер ею пот, обильно выступивший на лице.
— Счастье, Игорь Васильевич, оно не от должностей идёт, а изнутри, вот отсюда, —
и ударил себя кулаком в грудь. — Где бы ты ни был, кем бы ты ни был, важно,
чтобы труд твой людям был нужен. А значит и ты. Ух!!! Вот это я разошёлся! Вот
это меня прорвало!.. А у вас, у интеллигентов, грамотеев, что? Ноете, ноете:
всем недовольны, всё не так, выкрутасов всяких подавай… Галстук-то подбери,
вывалился, вон, из кармана… Чего хорошего в вашей офисной работе? Целый день как
мыши в бумаге возитесь, телефон с утра до вечера звенит, от компьютера всякие
вредные излучения исходят…
Зверев слушал внимательно. Переосмысливая, прокручивая в голове, то, о чём
говорил ему Сергей Петрович. Во многом с Коноваловым он соглашался, поддакивал.
Петрович же всё никак не мог угомониться. Юлой вертелся вокруг Зверева,
по-прежнему сидящего на пне. Наконец, остановился и пнул ногой по пню. Трухлявый
пень затрещал, захрустел, и… Зверев оказался на земле.
— Это самое, да чего я тут с тобой нянькаюсь? — взбунтовал Коновалов. —
Прекращай, давай! А то ща-а-ас ремень сниму, да и отделаю, как следует. Седай в
машину, домой повезу!
Сидя на холодной земле, выпучив глаза, словно напуганный ребёнок, Зверев ничего
не понимал: ни то, как он оказался на земле, ни то, какое право имеет этот
шоферюга кричать и топать на него ногами. Наконец он пришёл в себя, о чём-то
подумал, посчитал по пальцам и, осенённый внезапной мыслью, крикнул:
— А знаешь, ты прав, папаша! Чёрт с ними, с украденными бумагами. У меня ведь
ещё столько наработок есть — по маркетингу и менеджменту… по вопросам
стимулирования продаж, пролонгированию договоров… перспективная работа… на
десятилетия. Возьму да и открою своё предприятие. А что?!
— Ты, это, иностранными словами не выражайся, — стушевался Петрович и вновь
скомандовал. — Седай в машину!
...Коновалов доставил Игоря Васильевича до подъезда пятиэтажного дома. Зверев
завязал помятый галстук, стряхнул с него сухую листву, пригладил растрёпанные
волосы, глядя в зеркало машины.
— Ну, держи пять, папаша, — протянув руку. — И спасибо тебе за всё! Это вот за
проезд, хватит?
Коновалов ответил на рукопожатие.
— Хватит. Только благодарить меня не за что, утопленничек несостоявшийся!
Оба улыбнулись, и Зверев вышел из машины. Не успел он сделать и нескольких
шагов, как Коновалов задержал его, приоткрыв дверцу автомобиля:
— Слышь, Зверев Игорь Васильевич, директор предприятия, никогда не отчаивайся и
от работы не отказывайся, пусть и невысока она бывает. Да! Чемодан свой забери!
Забыл, вон, на сидение.
Петрович бросил Игорю кейс. На лице Зверева вновь появилась улыбка, и он в знак
согласия кивнул головой.
...Сергей Петрович в тот день работал до самого вечера. Доставил до места
назначения с десяток пассажиров, и с чувством выполненного долга возвращался
домой.
Подъехав к невысокому забору, он заглушил мотор, вышел из машины, хлопнув
дверцей, как будто намеренно, грохотом, привлекая к себе внимание, и быстрыми
шагами направился по узенькой цементной дорожке. Его переполняли радость и
удовлетворение от сегодняшнего дня. Пританцовывая на месте, он поворачивал ключ
в замочной скважине и с таким же грохотом закрывал за собой дверь. Но спустя
мгновение из двери снова показалась сначала его правая рука с засаленной кепкой,
затем и он сам:
— Ах, чуть не забыл! Марья Семённа, моё почтение! Вернулся я! Целым и
невредимым! Отметьте меня в своём табеле!
Мария Семёновна, как и всегда, сделала ангельское личико, извиняясь, кивнула
головой и задернула шторы.
— Вот, теперь всё! — облегчённо вздохнул Коновалов. — Можно и отдохнуть, сил
набраться, понадобятся ещё. А то ведь много их, чудаков-то на белом свете,
чудаков с чемоданами… - Вот теперь все… Тьфу, ты!... С кейсами…
