Она сидела на разбитом стуле у обочины дороги и читала книгу. Рядом стояло ведро
с грушами. Груши были маленькие, некрасивые и на вид совершенно несъедобные. Она
выносила ведро с грушами сюда каждое утро и каждое утро садилась рядом и
раскрывала книгу. Вечером она закрывала книгу, забирала ведро и уходила в свой
небольшой, чуть покосившийся дом. Стул так и оставался стоять. Она его никогда
не уносила, понимая, что он никому не нужен. Трудно было сказать, сколько ей
лет. Может быть 30, а может быть 50. Сходу и не определишь. Одета она была
неряшливо и производила впечатление человека, переставшего уделять внимание
своему внешнему виду. На ней был непонятного цвета старый свитер, а сверху, хоть
погода стояла тёплая, видавшая виды застёгнутая на все пуговицы дублёнка. На
дорогу и потенциальных покупателей она не смотрела. Подъедут — хорошо, купят —
ещё лучше, нет — и не надо. Она была поглощена книгой.
Вот уже две недели я жил в деревне и две недели регулярно проезжал на своём
старом «Прогрессе» мимо неё, направляясь то к реке на рыбалку, то на станцию в
магазин, то просто - прокатиться. За всё время она в отличие от других
продавцов, сидящих неподалёку и торгующих овощами со своих участков, ни разу не
посмотрела на меня и не предложила, как другие, купить её товар. В качестве
покупателя я ей, казалось, был неинтересен.
Однажды, возвращаясь с реки, я к ней подъехал.
- Почём ваши груши? - спросил я.
- Капитан Грэй? - услышал я в ответ и обомлел. Очевидно, моё лицо озадачило
продавщицу, и она поняла, что не то сказала.
- Ой, извините меня. Зачиталась я тут совсем, - смутилась она и торопливо
встала, положив книгу на стул.
Я взглянул на обложку. Там был изображён корабль под парусами, врезающийся в
морскую волну, а чуть ниже краснела надпись «Алые паруса» и имя автора —
Александр Грин.
- Вы спросили, почём груши? За тридцатник отдам.
- За тридцатник? - «тридцатник» и «капитан Грэй» никак не укладывались в моей
голове.
- Ну да, а чего вы удивляетесь? Они, хоть и падалки, но сладкие. Не смотрите,
что на вид некрасивые.
- В Москве за такую цену аргентинские во какие продаются, - я показал какие, - и
вкусные необыкновенно.
- Так ведь там — химия одна, а у меня — с червяками. Стало быть — чистые,
никакой химии.
С подобной логикой спорить было трудно, поэтому я не стал торговаться и
попросил, чтобы Ассоль, как я тут же про себя назвал эту женщину, набрала мне из
ведра пару килограммов. Она, торопясь и что-то объясняя про груши — какие они
замечательные, взвесила безменом содержимое рваного пакета и пытливо посмотрела
на меня.
- Ну вот, как раз два кило.
- Если не понравятся, верну, - пошутил я и отсчитал шестьдесят рублей.
По тому, как она брала и тщательно пересчитывала сначала бумажные деньги, а
потом металлическую мелочь, я понял, что эти шестьдесят рублей для неё много
значат. Как минимум три буханки хлеба.
- А как вас зовут? - спросил я и представился сам, - всё ж- таки соседи.
- Аня, а попросту — Нюра.
Нюре было тридцать пять лет. Когда-то она жила тут с родителями и бабушкой —
маминой мамой. Родители умерли рано, и они остались жить вдвоём. Нюра тогда ещё
ходила в школу и была прилежной ученицей. Ей легко давались почти все предметы,
но больше всего она любила литературу. Она и сама пробовала писать стихи.
Любимыми её поэтами были Есенин и Блок, а из писателей — Грин. Часами, не
отрываясь, она могла читать про Зурбаган, про Лисс и «Бегущую по волнам», про
удивительную судьбу бродяги Ива и, конечно, про девочку Ассоль и мужественного
капитана Грэя.
Часто она мечтала, что появится такой капитан Грэй и увезёт её в далёкую страну
с красивыми и добрыми людьми, и проживут они вместе долго и счастливо и умрут в
один день...
Но капитан Грэй не появился, а появилась местная соседская «братва»...
Потом закончилась школа и надо было как-то зарабатывать. Нюра устроилась в
местный магазин на станции. Работа не трудная, да и при продуктах всегда. Так
прошло несколько лет.
Когда умерла бабушка, Нюра осталась совсем одна. Замуж она не вышла, детей не
родила. Она жила в своём уже покосившемся доме и продолжала работать в магазине.
То ли за честность и неумение обвешивать покупателей, то ли ещё за что из
магазина её уволили. Другой работы в деревне не было, и она как многие
деревенские стала жить с участка. Что-то продаст, что-то себе оставит. Так и
перебивалась. Летом она торговала выращенными в огороде огурцами и помидорами, а
ближе к осени сливой, яблоками и грушей. Вечерами она включала старенький
телевизор и смотрела сериалы сначала про красивую заграничную жизнь, а позднее
уже про нашу, не такую, правда, красивую, зато полную убийств, измен и
различного рода «интриг»: c женщинами, похожими на проституток, и спортивного
вида мужчинами, смахивающими на бандитов. Когда надоедал весь этот, как она
говорила, «балаган», она доставала старые книги, своего любимого Грина и
погружалась в ту удивительную жизнь, которая была где-то там далеко, да и была
ли...
Приехав домой я оставил пакет с грушами в сенях, помылся под тёплой водой
летнего душа и принялся готовить ужин. Уже пред сном я вспомнил про покупку.
Из-за стоящей жары груши надо было убрать в холодильник. Я взял пакет и стал их
выкладывать в пластмассовый судок.
К моему удивлению все они оказались гнилыми.
- Ай да Ассоль, - усмехнулся я, - и ты тоже хорош, не мог сразу проверить.
Купился на капитана Грэя.
Озадаченный я смотрел на содержимое пакета и думал, что скажу завтра Нюре. Но
злости к этой странного вида продавщице не было. Была жалость и ещё какое-то
непонятное чувство. Пожалуй, тоска и грусть.
- Не буду ей ничего говорить. Что есть, то есть.
Я выбросил груши и пошёл спать.
Следующим вечером я как обычно возвращался на велосипеде с реки. Ещё издали я
заметил Нюру и подъехал. Волнуясь и путая слова, она начала лихорадочно
объяснять:
- Вы понимаете, что-то вчера со мной случилось. Бес попутал. Груш подобрала
гнилых - не углядела. Их и насыпала, бабка старая. Я вам сегодня хороших
специально нарвала, даром, за вчерашнее, - Нюра показала на стоящий рядом новый,
очевидно недавно купленный, раза в два больше вчерашнего, яркий пакет, полный
спелых груш, - специально вас жду, знаю, что вечером с реки возвращаться будете.
Заприметила. Я давно вас заприметила. Знаете, как назвала? - Капитан Грэй. Вон,
говорю себе, капитан Грэй поехал.
Я поднял с земли пакет, в котором было килограммов пять, не меньше, и посмотрел
на тридцатипятилетнюю «старую бабку». Какой-то ком встал в горле. Оказывается,
она не просто читала.
- Спасибо, этих груш мне надолго хватит. Буду есть и вас вспоминать, - с трудом
выдавил я, а потом, немного помолчав, добавил, - Ассоль...
Лицо Нюры просветлело:
- Заметили... Моя любимая. С детства... Когда эти груши кончатся, приезжайте, я
вам ещё дам, они некрасивые, но вкусные.
- И без химии, потому и с червяками.
- Потому и с червяками, - улыбнулась Нюра и помахала рукой, - приезжайте,
капитан Грэй.
Я помахал в ответ, сел на велосипед и на прощание оглянулся.
Одной рукой Нюра продолжала махать, а другую положила на голову и медленно
проводила ей по рано начавшим седеть волосам. Рядом стоял стул. На стуле одиноко
лежала книга. На обложке был изображён врезающийся в волну красивый парусник, а
под ним надпись - «Алые паруса».
