Она стояла напротив меня, почти прижавшись, и силилась разглядеть в чертах моего
непроницаемого лица хоть какое-то подобие эмоций.
Я не смотрел на нее… не потому, что не хотел, а потому что не мог – ее дыхание,
которое я чувствовал на своей щеке в тот далекий по-зимнему холодный октябрьский
московский вечер 2005 года давил мне сердце, прикосновения ее рук –
перехватывали дыхание, как будто, тебя завалили броском через бедро на асфальт.
А она смотрела, смотрела в мои глаза, смотрела на губы, стараясь не пропустить
хотя бы микроскопическое движение мышц. Я ощущал взгляд ее теплых глаз.
Мы стояли там, где когда-то, кажется уже целую вечность назад, все и началось.
Забавная ирония жизни, положение, которое точно специально не напишешь и не
придумаешь, во всяком случае, я не был ни мазохистом, ни романтиком, потому и не
придумывал. Вот только погода была ужасной: промозглый ветер гулял по улицам,
беря власть в свои руки, пробирал до кончиков пальцев, снег неприятно бил в лицо
жесткими снежинками – осенние снежинки вообще отличаются особой «жестокостью» в
отличие от «пушистых» зимних хлопьев снега.
2002 год
… ее горячий шоколад остывал, а заказанный чиз - кейк так и не был начат. Она
постоянно разговаривала по телефону, у нее их было два, которые поочередно, а
порой и оба сразу, звонили. В подобных ситуациях я все бросал и уходил как
истинный англичанин, то есть, не прощаясь, но сейчас какая-то неведомая мне сила
не позволяла гордости проявить свое эгоистичное «Я», и я сидел, умиляясь ее
такой рабочей суетой…»
Если говорить языком поэтическим, что я, мол, сосредоточенно смотрел куда-то
«вдаль», значит откровенно нагнать романтической ничего незначащей пурги, в то
время когда я просто тупо смотрел в северную часть кремлевской стены, а в голове
проносился сонм мыслей, разных и разобщенных. Трудно сказать, знал ли я ее так
хорошо, как мне казалось… Наверное, категория «знать» человека носит, как модно
говорить в настоящее время, относительно-субъективистский характер… то есть,
перефразирую на более понятный человеческий язык, знать кого-либо не возможно,
можно лишь догадываться о чем-то. Но одно могу сказать точно, она была хороша…
нет-нет, не так как это принято понимать сейчас, то есть, вся «секси - секси»,
хотя ради объективности стоит признать, что и этого она не была лишена. Величие
ее красоты было сродни величию монархов! Редкий по своей проницательности ум
сочетался с тонким по остроте сарказмом, возведенным почти в искусство,
превращая фразы, слетевшие с ее уст в редкие моменты истины, в острые стрелы,
пронзающие любую «защиту».
Молчание тянулось, казалось, уже целую вечность. Да и не нужны были слова, все
было понятно и так, без этих самых слов.
Я не выдержал и все же посмотрел на нее. Лицо было нежным и плавны, ее большие
выразительные черные глаза смотрели на меня, и… мои губы непроизвольно сжались в
горькой досаде.
Она увидела, легкое движение моих губ. Я знаю, я уверен, что она увидела.
Она прижалась ко мне еще ближе, запустив свои руки под мой расстегнутый плащ,
джемпер на молнии… я вздрогнул от прикосновения холодных рук на своем теле.
2002 год
«… ее поцелуи всегда были своего рода откровением. Ее тело было неизведанной
книгой, которую даже по прочтении хотелось перечитывать снова и снова, плавные
изгибы и волнующая разум грация кошки, бархатистый оттенок, прикосновения рук,
словно шелк, ласкающий… внешность племенной татарки помноженная многократно на
их пылкий нрав.
Стирались границы времени и пространства, когда она была рядом. Весь мир
вертелся в странном и безумном ритме страсти, когда ощущал вкус ее тела…»
А осенний ветер все с неослабевающим, почти садистским усердием бросал в лицо
жесткие снежинки вперемешку с дождем. Казалось, что сама природу сопротивлялась
тому, что мы люди называем разумным выбором, стремлением к лучшему будущему,
потому что когда рушится связь, неважно какая, например такая, как была у
нас…между мужчиной и женщиной, в природе умирает еще частичка света, и все в
круг тускнеет. Сколько сил вложила КРАСОТА, в то, чтобы образовать такую связь,
и как мало времени потребовалось человеческой мысли, чтобы разрушить все.
Мир растворялся вокруг, таял, превращаясь в нечто серое и неприглядное. Исчезали
уже потерявшие свое одеяние деревья; прохожие, спешившие домой с работы,
стараясь как можно быстрее укрыться в метро от злого ветра; здания и пролетающие
где-то вдали автомобили, дороги и кремлевский парк, вечный огонь… И только она
светилась в установившей серости неким теплым светом, солнечным. Отдавала свою
частичку согревающего света.
- Сохрани… - прошептала она.
В последний раз она прижалась ко мне крепко-крепко, положив голову на мою грудь.
В последний раз… и ее нежные руки отпустили меня, даруя свободу, о которой я так
мечтал, но которую сейчас ненавидел со всей своей злобой, что во мне таилась. И
я не мог справиться с дрожью во всем теле своем. Внешняя непроницаемость,
отдавалась внутри жестокой болью, печалью…
Она ушла, а я смотрел с тоской в глазах удаляющемуся женскому силуэту.
2002 год
«…в лунном свете ее тело, изнеможенное любовью, было совершенным, идеальным,
если хотите. Легкие плавные линии и изгибы, мерно вздымающаяся небольшая,
чувствительная даже к легким ласкам, упругая грудь. Я провел, едва касаясь ее
тела, ладошкой от плеча вдоль спины до упругой попки, и тело отозвалось на
прикосновение мелкой дрожью. Ее дыхание сбилось, а глаза чуть приоткрылись.
- Что? – улыбаясь, спросила она, поворачиваясь ко мне.
Я улыбнулся в ответ.
- Ничего, - только и ответил я.
Она взяла меня за руку и потянула к себе. Я устроился рядом, уткнувшись в
ложбинку между ее грудей, поцеловал.
- Ты уедешь? – спросила неожиданно она.
Я промолчал, зная, что уеду.
- Уедешь… - ее руки гладили мои волосы, - когда ты уедешь, я хочу, чтобы ты
сказал мне об этом. Не бросай меня, как игрушку…»
Когда она почти скрылась в переходе метро, ноги сами меня понесли к ней.
Перед самыми турникетами я успел схватить ее за руки и одернул. Ее лицо было
напряжено, а на глазах наворачивались слезы.
- Я уезжаю… - только и смог выдавить я.
Если есть ангелы, то я знаю, как светится их облик, а лица смеются и сияют.
Из ее глаз потекли слезы, но я понял, понял по тому, что выражали ее глаза, это
были слезы радости и облегчения…
Она обняла меня и сладко-сладко поцеловала, так, как никогда в жизни. Она дала
мне свой последний дар, который может дать женщина мужчине. Это не любовь, не
страстное желание обладать, не сердце, не душа и ничто не похожее.
… и мое сердце осветилось теплым добрым светом…
Она была моей мечтой! Той женщиной, которая появляется в жизни лишь один раз,
чтобы показать быстротечность желаний, несущественность карьерного роста и
беспричинных засиживаний перед клавиатурой и монитором на рабочем месте. Она
появилась, чтобы дать мне почувствовать глоток свежего воздуха жизни, настолько
свежего, что от него пьянит. Разрисовать яркими весенними красками мою полную
пошлости ночную праздность существования. Увидеть мир в его великолепии и вечной
изменчивости. Полюбить женское тело, как высшее творение Господа, Природы,
Красоты или еще какой неведомой силы, как великий дар, как совершенный предел
мечтаний.
Она научила меня видеть, а не смотреть, слушать, а не слышать, прикасаться, а не
трогать, завоевывать, а не воевать, растворяться, а не поглощать.
Она секс превратила с искусство любви, а не черствого потребления, поцелуи – в
акт высшего единения душ, миг проникновения в женское лоно – в миг слияния двух
миров, оторванных от реальности и возносящихся к небесам в восторге плотской
любви.
Это был ее последний дар, свет которого не дает мне забыть, для чего есть
женщина на нашей планете.
